В Израиле научились излечивать рак
И правда ли, что там победили COVID-19?
Как лечат рак в Израиле? Какие самые передовые технологии используют для этого? И почему в Израиле с самого начала доброжелательно относились к российскому «Спутнику V»?
Обо всем этом рассказывает известный онколог, профессор, лидер по пересадке костного мозга и клеточной терапии рака Полина Степенски. Она работает в знаменитой больнице «Хадасса» в Иерусалиме. Здесь не только лечат больных, это еще и крупнейший научный центр. На днях она приезжала делиться опытом с российскими коллегами в московский филиал клиники «Хадасса». Журналист «Аргументов и фактов» Александр Мельников встретился и побеседовал с ней.
Александр Мельников, «АиФ»: Расскажите немного о себе. Вы родились в Советском Союзе?
Полина Степенски: Родилась и выросла на Украине. В 1990 году окончила там школу с золотой медалью, и всей семьей мы уехали в Израиль. Всегда хотела быть врачом, но мне сразу сказали, что с такой биографией там это абсолютно невозможно. Я окончила школу медсестер, и, когда позже прошла психометрический экзамен, мне сказали, что я могу поступать на любой факультет. Когда училась в университете, стала лучшей студенткой, получала призы от декана и ректора, это придавало мне уверенности в жизни.
После окончания медицинского факультета прошла резидентуру по педиатрии и специализировалась в гематоонкологии. Хотела заниматься пересадкой костного мозга. Впервые ее провели в 1968 г в Университете Миннесоты в США. Туда меня и направили на обучение в 2008 г., в этой клинике сохранились уникальные традиции, там владеют передовыми методиками в этой области. После возвращения домой мне очень хотелось создать отделение по пересадке костного мозга. Со временем это получилось. Сначала мы лечили только детей, но потом стали проводить эту операцию и взрослым. Я руковожу этим отделением, и по трансплантации костного мозга оно лучшее в Израиле. Мы активно работаем, лечим больных, занимаемся наукой, наши публикации имеют высокий рейтинг в мире.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— И какие предварительные результаты?
— Смотрите, метод CAR-T-терапии используют в лечении только далеко зашедших заболеваний, когда все другие способы лечения опробованы и оказались неэффективными. То есть это пациенты на 3 и 4 стадии онкологического заболевания. Так вот при терапии лимфом его эффективность 30% — у такого числа пациентов наблюдается долгосрочная выживаемость (более 5 лет). Это очень хороший результат, ведь раньше все такие больные были обречены, они умирали очень быстро. В нашем исследовании CAR-T-терапии при миеломной болезни эффективность 70%. Возможно, в итоге она окажется меньше, так как наблюдения еще не такие долгие, но у такого процента пациентов достигается хорошая ремиссия.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— Намного легче, чем химиотерапию. Из самых серьезных осложнений может быть цитокиновый шторм…
— Это же ведь осложнение COVID-19, мы все теперь об этом знаем.
— Да, но мы научились с ним справляться, мы знаем, как его лечить. Вы в курсе, что в Израиле самая низкая смертность от COVID-19? Меньше 1%. Одна из причин этого — правильное лечение цитокинового шторма.
— А как лечат рак в Израиле? Широко используют методы клеточной терапии?
— Все официально утвержденные методы такого лечения для граждан бесплатны, и, если необходимо, их проводят всем. Стоит это очень недешево.
— Во-первых, это персонализированная медицина: препарат создается для конкретного больного индивидуально. Упрощено это выглядит так. Мы выделяем из его крови Т-лимфоциты. Это клетки, которые борются с опухолевыми клетками. Но при раке и других онкологических заболеваниях злокачественные клетки становятся неуязвимыми для них. Мы модифицируем эти клетки так, чтобы они снова стали активны против опухолевых. Для этого с помощью вирусного вектора мы вводим в них ген, кодирующий так называемый химерный антигенный рецептор (его обозначает аббревиатура CAR в названии метода). В результате Т-лимфоцит начинает производить этот рецептор. С его помощью такой лимфоцит получает возможность связываться с антигенами опухолевых клеток и уничтожать их.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— Честно говоря, это несколько напоминает «Спутник V» и другие векторные вакцины. Они тоже являются вирусным вектором, вводящим генетическую информацию в наши клетки, на основе которой они производят антитела.
— Действительно, сходство есть, но много и различий. Хотя это все близкие технологии. Технологию CAR-T-клеток придумали в Институте Вейцмана в Израиле еще в 1980-е годы. Но впервые применили для лечения в онкологии намного позднее в США и Китае.
Сейчас мы разрабатываем клеточную терапию для лечения уже не только гематологических злокачественных заболеваний (лимфомы, лейкозы, миелома и т. д.), но и для классических опухолей: меланомы и саркомы.
— Это тоже индивидуализированная терапия, при которой создается схема лечения для конкретного пациента в зависимости от генетических особенностей его опухоли. Она уже практикуется в Израиле. Проводят ее так. У пациента берут опухолевые клетки и их секвенируют (расшифровывают геном). На основе этого определяют специфические мутации таких клеток и с их учетом подбирают комплекс таргетных (целевых) препаратов. Сейчас существуют десятки подобных лекарств, они очень дороги, но эффективны.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— В России их тоже используют, но без секвенирования.
— Когда мы назначаем такие препараты прицельно, учитывая мутации, при которых они наиболее активны, это дает гораздо лучшие результаты.
— Я понимала, как работает «Спутник», знала эту технологию и раньше. Вы сами сказали, что она кое в чем напоминает наш метод CAR-T-клеточной терапии рака. Это проверенный и хороший подход к созданию вакцины, я верила в него с самого начала, верю и сейчас. Тем более после двух публикаций в «Ланцете».
Скажу вам больше, когда в Израиле еще не было никакой вакцины, у нас были планы привить «Спутником» сотрудников нашей клиники «Хадасса». Мы даже подготовили для этого письмо в Минздрав, чтобы нам это разрешили. Но в ведомстве все это застряло, а потом появилась вакцина Pfizer. Ей привили весь Израиль, другой у нас не было.
— Правда, что в Израиле реально создан коллективный иммунитет? То есть он уже есть у 70-80% населения?
— Больше, процентов у 90, наверное. Судите сами, население у нас 9,3 млн человек. 30% — дети, их не прививают. Около 900 тысяч переболело COVID-19 плюс 5,3 миллиона человек привились. То есть иммунитет есть более чем у 6 млн, и это показатель выше, чем 90% взрослого населения страны. Сейчас в день регистрируют всего 80-200 случаев COVID-19, тяжелых практически нет, больше заболевают дети, но это объяснимо: их не вакцинируют.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
Моя позиция такая: надо прививаться той вакциной, какая есть, но прививаться обязательно. И я не очень понимаю тех людей, которые сейчас не хотят вакцинироваться. В России их очень много. У нас привились все, и локдаун сразу закончился.
Как лечат рак в Израиле? Какие самые передовые технологии используют для этого? И почему в Израиле с самого начала доброжелательно относились к российскому «Спутнику V»?
Обо всем этом рассказывает известный онколог, профессор, лидер по пересадке костного мозга и клеточной терапии рака Полина Степенски. Она работает в знаменитой больнице «Хадасса» в Иерусалиме. Здесь не только лечат больных, это еще и крупнейший научный центр. На днях она приезжала делиться опытом с российскими коллегами в московский филиал клиники «Хадасса». Журналист «Аргументов и фактов» Александр Мельников встретился и побеседовал с ней.
Александр Мельников, «АиФ»: Расскажите немного о себе. Вы родились в Советском Союзе?
Полина Степенски: Родилась и выросла на Украине. В 1990 году окончила там школу с золотой медалью, и всей семьей мы уехали в Израиль. Всегда хотела быть врачом, но мне сразу сказали, что с такой биографией там это абсолютно невозможно. Я окончила школу медсестер, и, когда позже прошла психометрический экзамен, мне сказали, что я могу поступать на любой факультет. Когда училась в университете, стала лучшей студенткой, получала призы от декана и ректора, это придавало мне уверенности в жизни.
После окончания медицинского факультета прошла резидентуру по педиатрии и специализировалась в гематоонкологии. Хотела заниматься пересадкой костного мозга. Впервые ее провели в 1968 г в Университете Миннесоты в США. Туда меня и направили на обучение в 2008 г., в этой клинике сохранились уникальные традиции, там владеют передовыми методиками в этой области. После возвращения домой мне очень хотелось создать отделение по пересадке костного мозга. Со временем это получилось. Сначала мы лечили только детей, но потом стали проводить эту операцию и взрослым. Я руковожу этим отделением, и по трансплантации костного мозга оно лучшее в Израиле. Мы активно работаем, лечим больных, занимаемся наукой, наши публикации имеют высокий рейтинг в мире.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
Как продлевают жизнь при запущенном раке
А в 2016 году стали развивать еще и клеточную терапию онкологических заболеваний. Это самое перспективное направление в лечении рака сегодня, и у нас есть аккредитация на все разрешенные методы такого лечения. И мы их применяем в своей клинике. Один из самых эффективных — так называемая терапия CAR-T клетками. Это использование особых Т-лимфоцитов, которые после генетической-модификации приобретают способность убивать злокачественные клетки. Метод уже официально зарегистрирован для лечения многих видов лимфом и лейкозов. Мы создали свой собственный вариант CAR-T-терапии для лечения множественной миеломы, провели много исследований и уже получили разрешение на его применение в своей клинике. Международную аккредитацию он пока не прошел, мы продолжаем сейчас клинические исследования для этого.— И какие предварительные результаты?
— Смотрите, метод CAR-T-терапии используют в лечении только далеко зашедших заболеваний, когда все другие способы лечения опробованы и оказались неэффективными. То есть это пациенты на 3 и 4 стадии онкологического заболевания. Так вот при терапии лимфом его эффективность 30% — у такого числа пациентов наблюдается долгосрочная выживаемость (более 5 лет). Это очень хороший результат, ведь раньше все такие больные были обречены, они умирали очень быстро. В нашем исследовании CAR-T-терапии при миеломной болезни эффективность 70%. Возможно, в итоге она окажется меньше, так как наблюдения еще не такие долгие, но у такого процента пациентов достигается хорошая ремиссия.
Фото: Из личного архива Полины СтепенскиКлеточная терапия рака безопаснее химиотерапии
— Как они переносят такое лечение? Ведь известно, что лучевая или химиотреапия — это непростое испытание для пациента.— Намного легче, чем химиотерапию. Из самых серьезных осложнений может быть цитокиновый шторм…
— Это же ведь осложнение COVID-19, мы все теперь об этом знаем.
— Да, но мы научились с ним справляться, мы знаем, как его лечить. Вы в курсе, что в Израиле самая низкая смертность от COVID-19? Меньше 1%. Одна из причин этого — правильное лечение цитокинового шторма.
— А как лечат рак в Израиле? Широко используют методы клеточной терапии?
— Все официально утвержденные методы такого лечения для граждан бесплатны, и, если необходимо, их проводят всем. Стоит это очень недешево.
Что общего между клеточной терапией рака и вакцинами от Ковид
— В чем суть такой терапии, как ее проводят?— Во-первых, это персонализированная медицина: препарат создается для конкретного больного индивидуально. Упрощено это выглядит так. Мы выделяем из его крови Т-лимфоциты. Это клетки, которые борются с опухолевыми клетками. Но при раке и других онкологических заболеваниях злокачественные клетки становятся неуязвимыми для них. Мы модифицируем эти клетки так, чтобы они снова стали активны против опухолевых. Для этого с помощью вирусного вектора мы вводим в них ген, кодирующий так называемый химерный антигенный рецептор (его обозначает аббревиатура CAR в названии метода). В результате Т-лимфоцит начинает производить этот рецептор. С его помощью такой лимфоцит получает возможность связываться с антигенами опухолевых клеток и уничтожать их.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— Честно говоря, это несколько напоминает «Спутник V» и другие векторные вакцины. Они тоже являются вирусным вектором, вводящим генетическую информацию в наши клетки, на основе которой они производят антитела.
— Действительно, сходство есть, но много и различий. Хотя это все близкие технологии. Технологию CAR-T-клеток придумали в Институте Вейцмана в Израиле еще в 1980-е годы. Но впервые применили для лечения в онкологии намного позднее в США и Китае.
Сейчас мы разрабатываем клеточную терапию для лечения уже не только гематологических злокачественных заболеваний (лимфомы, лейкозы, миелома и т. д.), но и для классических опухолей: меланомы и саркомы.
Почему лечение рака должно быть индивидуализированным
— А какое ещё направление в лечении онкологии вам кажется наиболее эффективным и перспективным?— Это тоже индивидуализированная терапия, при которой создается схема лечения для конкретного пациента в зависимости от генетических особенностей его опухоли. Она уже практикуется в Израиле. Проводят ее так. У пациента берут опухолевые клетки и их секвенируют (расшифровывают геном). На основе этого определяют специфические мутации таких клеток и с их учетом подбирают комплекс таргетных (целевых) препаратов. Сейчас существуют десятки подобных лекарств, они очень дороги, но эффективны.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
— В России их тоже используют, но без секвенирования.
— Когда мы назначаем такие препараты прицельно, учитывая мутации, при которых они наиболее активны, это дает гораздо лучшие результаты.
Приключения «Спутника V» в Израиле
— Известно, что вы с самого начала очень хорошо отзывались о российском «Спутнике V». Почему?— Я понимала, как работает «Спутник», знала эту технологию и раньше. Вы сами сказали, что она кое в чем напоминает наш метод CAR-T-клеточной терапии рака. Это проверенный и хороший подход к созданию вакцины, я верила в него с самого начала, верю и сейчас. Тем более после двух публикаций в «Ланцете».
Скажу вам больше, когда в Израиле еще не было никакой вакцины, у нас были планы привить «Спутником» сотрудников нашей клиники «Хадасса». Мы даже подготовили для этого письмо в Минздрав, чтобы нам это разрешили. Но в ведомстве все это застряло, а потом появилась вакцина Pfizer. Ей привили весь Израиль, другой у нас не было.
— Правда, что в Израиле реально создан коллективный иммунитет? То есть он уже есть у 70-80% населения?
— Больше, процентов у 90, наверное. Судите сами, население у нас 9,3 млн человек. 30% — дети, их не прививают. Около 900 тысяч переболело COVID-19 плюс 5,3 миллиона человек привились. То есть иммунитет есть более чем у 6 млн, и это показатель выше, чем 90% взрослого населения страны. Сейчас в день регистрируют всего 80-200 случаев COVID-19, тяжелых практически нет, больше заболевают дети, но это объяснимо: их не вакцинируют.
Фото: Из личного архива Полины Степенски
Моя позиция такая: надо прививаться той вакциной, какая есть, но прививаться обязательно. И я не очень понимаю тех людей, которые сейчас не хотят вакцинироваться. В России их очень много. У нас привились все, и локдаун сразу закончился.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
